Сколько бы ни смотреть на море — оно никогда  не  надоест.  Оно  всегда

разное, новое, невиданное.

Оно меняется на глазах каждый час.

То оно тихое, светло-голубое, в нескольких местах покрытое почти белыми

дорожками штиля. То оно ярко-синее, пламенное,  сверкающее.  То  оно  играет

барашками. То под свежим ветром становится вдруг темно-индиговым, шерстяным,

точно его гладят против ворса. То налетает буря, и оно грозно преображается.

Штормовой ветер гонит крупную зыбь. По грифельному  небу  летают  с  криками

чайки…

Резкая зелень горизонта стоит зубчатой стеной  над  бурыми

облаками шторма. Малахитовые доски  прибоя,  размашисто  исписанные  беглыми

зигзагами пены, с пушечным громом разбиваются о берег. Эхо звенит бронзой  в

оглушенном воздухе. Тонкий туман брызг висит кисеей во всю громадную  высоту

потрясенных обрывов.

Но главное очарование моря заключалось в какой-то  тайне,  которую  оно

всегда хранило в своих пространствах.

Разве не тайной было его  фосфорическое  свечение,  когда  в  безлунную

июльскую ночь рука, опущенная в черную теплую  воду,  вдруг  озарялась,  вся

осыпанная голубыми искрами? Или движущиеся огни невидимых  судов  и  бледные

медлительные вспышки  неведомого  маяка?  Или  число  песчинок,  недоступное

человеческому уму?

Валентина Катаев «Белеет парус одинокий»